Он стоял на самом краю, вдыхая холодный воздух. Внизу, насколько хватало глаз, лежало буро-зеленое покрывало пожухлой травы, квадратов рассыпающихся бетонных плит и искорёженных суровым климатом деревьев. Лёгкий ветер, характерный для открытых пространств и большой высоты, пощипывал лицо и руки, шуршал складками болоневой куртки. Саднила ободранная о кирпичную крошку рука.
Он смотрел вниз. Высота не заигрывала с ним, не затягивала его в свою жадную воронку. Она спокойно и чуть печально смотрела на него далёким горизонтом, подёрнутым высокой серой дымкой осенних туч. Высота не очень хорошо понимала, зачем он сюда пришёл, зачем он проделал такой длинный и непростой путь, но она знала, что просто так сюда никто не поднимался. Она как будто спрашивала: почему ты здесь? Что именно тебя привело сюда?
Он знал ответ. Он прекрасно помнил, как он, разом отбросив все колебания, решился приехать сюда. И когда он вспомнил то состояние души, которое толкнуло его за незримую линию, за которой уже нет возврата, которое заставило отказаться от последнего разумного аргумента, мозг так же решительно и внезапно отдал команду. Ноги, как будто ждав только приказа, сами собой напряглись и выстрелили натянутое тело вперед, в холодное воздушное море. Горизонт рванулся вверх, пёстрый ковёр земли свернулся бешенным спиральным узором, ветер упруго хлестнул по глазам — он стремительно летел вниз.
Ему давно нравилась эта девочка. Он тайком наблюдал за ней уже вторую неделю, не решаясь подойти к ней. Она была симпатична. Её стройная фигурка двигалась легко и естественно, когда она, дурачась, прыгала с подружками по нарисованным малышнёй на асфальте «классикам». Наверное, в этом и заключался секрет её обаяния, в этой естественности. Ведь не обязательно обладать параметрами фотомодели для того, чтобы быть красивой, надо просто чувствовать природу и быть её частью.
Он наблюдал за ней, перегнувшись через подоконник третьего этажа школы, одновременно любуясь её уверенными движениями и коря себя за застенчивость и робость. Разговаривая сам с собой, он находил оправдание в том, что она на год младше и учится в другом классе и у них нет общих друзей, которые могли бы послужить поводом для знакомства, но тут же сам беспощадно отвергал этот довод. Если бы хотел — подошёл бы. Тряпка. И словно в подтверждение своих мыслей он почувствовал лёгкий шлепок по спине — какой-то гад кинул в него влажной меловой тряпкой. Он инстинктивно дёрнулся, чтобы, обернувшись, увидеть обидчика и влепить ему в ответ, но в этот момент она подняла своё чуть скуластое лицо вверх и совершенно случайно, повернув голову, встретилась с ним глазами.
Пространство вокруг него смазалось крупными цветными пятнами. В уши ударил гром собственного сердца. Он видел только её глаза, смешливые, серо-карие, с большими светлыми ресницами. Близко-близко. Почти у самого своего лица. И он знал, что она тоже видит его глаза. Он понял, что искал и ждал именно этого, и незнакомое прежде чувство кружило голову и обжигало огнём уши. И ещё: за это мгновение он решился.
После уроков он дождался её у школьной раздевалки. Он уже знал, как её зовут — трудно не догадаться, когда подруги звали её по имени во весь голос. Он просто подошёл к ней и предложил проводить до дома. Она насмешливо улыбнулась и — согласилась. Они шли и робко перебрасывались короткими фразами, которые становились все бойче и живее. Очень скоро они болтали вовсю: кто с кем учится, у кого какие родители и тому подобная милая чепуха, которой неопытные влюблённые маскируют свои пылающие чувства.
Он почувствовал, что она тоже тянется к нему. И это радовало и окрыляло его гораздо больше, чем собственный душевный подъём, ведь для влюблённого нет ничего важнее, чем, ожидая и трепеща, поймать ответное чувство.
Через два дня он пригласил её в кино. Она согласилась.
Через неделю он впервые обнял её и ощутил свежий запах мягких волос у себя на щеке. Она прижалась к нему на мгновение перед расставанием. Его захлестнула тёплая волна и, подхватив, закачала, понесла куда-то. Все проблемы сразу показались мелочными и ничтожными по сравнению с этой волной, поднимающей душу высоко-высоко вверх.
А еще через неделю он увидел, как её провожает из школы другой. Сын богатых родителей, хорошо и модно одетый, с надменным ухоженным личиком. Она оглянулась, мазнула по нему насмешливым взглядом. Тот, другой, не поворачиваясь, по-хозяйски обнял её за талию и она, отвернувшись, пошла с ним.
Сначала он не понял. У него в голове образовалась пустота. Потом пустота постепенно сгустилась в пульсирующий кровавый сгусток, сжалась до точки — и лопнула кровавыми ошмётками, разрывая тонкие связи, заглушая все мысли. Он сел, где стоял, прямо на холодный бордюр. Через несколько минут холод проник через столб позвоночника в его голову и охвативший его жар спал. Вслед за холодом пришла решимость: его всегда влекло наверх и он знал, что делать.
Воздух рвал крылья носа. Трещала ткань куртки. Земля неслась навстречу.
Он был спокоен. Он всё обдумал. Он был готов. И в нужный момент рванул кольцо.
Если уходит сильное чувство, то разом смыть его остатки может только мощный поток адреналина. В конце концов, он давно хотел попробовать бэйс.
Он приземлился, умело погасил купол и упал на шёлк, свободно раскинув руки и ноги. Он смотрел в высокое серое небо и улыбался. Ему было хорошо и спокойно. Он любил это чувство, эйфорию, ощущение единства с окружающим миром во время полёта и безумная радость после приземления. Но сейчас всё было по-другому. Бэйс слишком короток, свободный полёт недолог. Трепет и дрожь приходит только после приземления. И сейчас он лежал, чувствуя безмолвную радость возвращения.
Каждый помнит свою первую любовь. Даже когда тебе уже давно не 14 лет и за плечами не одна сотня прыжков.
29−01−2003