Поводы для срача

Для срача есть такие поводы:
Хохлы и Путин, газопроводы,
От яда сдохшая собака,
Количество чужих дензнаков,
Козлы все эти мужики,
В пейсбуке банят за соски,
У баб проблемы с головой,
За что сражался дед-герой,
Как правильно футболить мяч
И — просто без причины срач

29−09−2015

PS: по мотивам Роберта Бёрнса, конечно же))

Я — есть

я был в аду. я видел дым и пламя
я был распят, без кожи и лица
я видел окровавленные грани
и слышал вой летящего свинца

я был рождён для страха и забвенья
я был наказан без моей вины
я слышал плач, мольбы об искупленьи
и грохот нескончаемой войны

я рад не слышать, но прибиты руки
я рад не видеть, но не гаснет свет
я гнев, я ярость, я источник муки…

Я — Бог. Я — есть. Но с вами меня нет.

2018

PS: Подзаголовок: «Один из нас», часть вторая

День минус один

Зажгите свечи в день «минус один»,
От молота судьбы не защититься
Разгладьте лоб от суетных морщин,
Подставьте дождевой водице лица

Любите ближних, корысть позабыв,
Живите с тем, кто вам подаст патроны
И, нравственный закон в себе открыв,
Отбросьте прочь бесстрастные иконы

Неважным станет стылое вчера
Когда «хайвей ту хелл» грохочет с неба
А отблески небесного костра —
Звезда-Полынь невиданного гнева

Облезет позолота похвальбы,
И золотой Телец — лишь кучка пепла,
И будут все бессмысленны мольбы,
И лишь с Любовью нам не страшно в пекле.

14−04−2017

Один из нас

Я ненавижу стыд и страх,
Язык змеи, полёт во снах,
Муть глубины и предков зов,
Порочный круг, глаза волков

Удачный ход и солнца свет,
Мышиный шорох, блеск монет,
Поля пшеницы, треск костра,
Дорогу в небо, скрип ведра

Я ненавижу этот мир,
Пузырь окна, дырявый сыр,
Разбитый запах, горький взгляд,
Гудящий город, дивный сад

Я не рождён и не зачат,
Защиты нет и нет преград
Фонтан мучений, гарь и боль
Живут в коробке черепной

Я внешне выгляжу, как ты,
Среди душевной пустоты
Хрипит мой сумасшедший смех…

Я — бог. Единственный на всех.

Silent Hill artwork by Masahiro Ito

03−06−2003

Фьючерс на рабство

как ты узнаешь, на что тратишь жизнь?
долго учили, что жить надо в кайф
шествуя меж виртуальных витрин,
ты сомневаешься в медиа-снах

есть ли друзья, если твиттера нет,
есть ли любовь, не с расчётом, а так,
гниль или сталь за фасадом побед,
где лишь мишень, а где истинный враг

только не думай, не надо, зачем,
вот же — работа, карьера, успех!
качество жизни доступно не всем!
ты молодец! ты пробился наверх!

ты покупай, ничего, что в кредит,
жизнь коротка, прочь летит день за днём!
видишь, весь мир пред тобою лежит!..

сын твой заплатит. и внук. но потом.

15−03−2011.

Чужой родной Афган

В своё время увидел в военно-полевом ЖЖ англоязычное стихотворение одной барышни и решил попробовать себя в переводе.

Надо думать, поэтическая традиция у них и у нас разная, так что я взял на себя смелость несколько «русифицировать» рифмовку


I put the children to bed and the house is dark now,
Lit by a television telling me how things are still bad.
You have been asleep for hours, sleeping in our bed,
Like it is a cot, on your back, your arms at your sides,
Eyes facing upwards, the ceiling a tent sky of Kandahar.
I am in the kitchen, looking at a map hanging on the wall,
Which we hung for the children, to show them the world,
With all of the continents and the countries,
Shaped like jagged organs, a kidney, a bowel.
The world is a body, we tell them, that needs every part.
And below Russia, which is stretched out in green mint,
I can see it, Afghanistan, this country you left me for,
When you went to war, and I think about it, about how
Even though you have been home for more than a year,
Part of you is still there and how Afghanistan is an organ,
It is our organ, a heart, beating through this house,
Circulating that desert and what happened there
Into our family, foreign but always here.

Я положила спать детей, и свет погашен в доме
Лишь теленовости бубнят — мир так же плох, как был
Ты спишь часами напролёт, кровать родная, вроде,
Но руки держишь ты по швам — ты койку не забыл

Во сне твои глаза глядят на небо Кандагара,
А я на кухне и смотрю на карту во всю стену
На ней детишки видят мир, такой большой и разный
На ней все страны, города, моря и континенты

Напоминают мне они кто печень, кто трахею,
Земля, сказали детям мы — она как человек,
И каждый орган важен ей, ненужных нет на свете…
Вон, под России зеленью, я вижу, вот он, здесь…

Афганистан. Ты шёл туда, сменив семью на бой,
Я думаю сейчас о том, как ты там воевал,
И там оставил часть себя. Да, год ты здесь, со мной,
Но к нам пришёл Афганистан. И сердцем нашим стал.

Наш дом не просто слышит пульс, мы чувствуем его,
Пустыня, горы, пыль и грязь, и всё, что было там —
Всё было чуждо, но теперь с ним рядом мы живём,
Уж так случилось. Вот он, здесь: чужой родной Афган…

17−02−2011.

White swan

Будет ласковый дождь от зари до зари,
И в глубоком, бездонно синеющем небе
Вновь прочертит белёсые стрелы наш щит,
Бесконечно могучий, красивый как лебедь

Воздух мёрзлый вспоров серебристым крылом,
Он пронзает молчанье сухого эфира,
В фюзеляже храня выжигающий шторм,
Лётчик держит штурвал и судьбу всего мира

Только хватка его нежива и тверда,
И глазницы уставились в край небосвода —
А вокруг суетится пигмеев орда,
Порождение чуждого мелкого рода

Кто-то тужится дружно нажать на штурвал,
Кто-то тащит отдельно куски униформы,
Кто-то вылез повыше, а кто-то упал…
Только лётчик спокоен: он умер. Он мёртвый.

Но с земли — всё отлично! Летит самолёт,
Сила гордой державы вовек не ослабнет!
Пусть летит!.. Лишь немногие знают, что ждёт
Всех внизу, когда топливо в баках иссякнет.

26−01−2010.

Последний шанс

Вот ты стоишь перед сырой пещерой,
Что заменила мне давно забытый дом
Сверкает сталь, сильна рука и вера,
Что ты — добро с сияющим мечом,

Тебе неведомы высокие науки,
Ты — воин, не колдун и не поэт,
В броне твои мозолистые руки,
А в голове следа сомнений нет…

Когда б ты тайны знал ночного неба,
И с ветром разговаривать умел,
Да хоть бы землю собственную ведал,
Что твой король вручил тебе в удел,

Познал бы ты всю ценность знаний древних,
И перекинул первый тонкий мост,
Ведь я тебе не враг с холмов соседних,
И мог легко поднять тебя до звёзд,

Но — жребий брошен, ты стоишь у входа,
Суров твой взор, и сталь горит огнём,
Достойный глупый сын людского рода…
Ну что ж, я выхожу.

Ведь я — дракон.

23−11−2009.

Поди говна принеси

Короче, говорит мне жена: слы, Спиди, у нашего мелкого в детском саду группу на карантин закрыли. Я говорю: ну и чо, он и так уже три дня в сад не ходил, а она: так это, там какую-то ротовирусную инфекцию нашли. Я говорю: да ебись она в рот, инфекция эта, а она говорит: нихуя, теперь надо, значит, говно на анализ в поликлинику отнести. Я аж поперхнулся вискарём, говорю: хули говно-то на анализ носить, инфекция-то РОТОвирусная или чо там, она говорит, похуй, направления вот врач уже дал, и гавно я уже собрала. Причом, поскольку у нас типа два киндера, то говно сдавать надо обоим, так что вот тебе две банки детского говна и смотри не перепутай где чьё. И натурально кладёт банки с говном в пакет и в холодильник.

Я говорю, мать ты чо, ёба далась? У нас тут хавчик лежит, между прочим, а она говорит: в холодильнике плюс 5, а на балконе минус 15, там гавно замёрзнет и если там какие микробы есть, то им пиздец неминуемо придёт, и наутро их в гавне уже не будет, а на самом деле они типа могут быть и типа мелкий будет болеть, а мы не будем знать и тут я короче понял, что хуй с ним, пусть в холодильник убирает, а то она мне весь оставшийся мозг выест.

Наутро встаю. С вискаря вчерашнего, конечно, слегка помят и скорбен лицом и подглазными мешками, но в целом готов к плодотворному труду на благо рейха. Умываюсь, одеваюсь и тут вспоминаю про гавно. Хули не вспомнить — вот оно, у двери стоит. Я, значит, начинаю тупить. Жена же его в холодильник убирала? Убирала. И как же оно вот тут вот оказалось? Ну, разгадка оказалась очевидна: жена, справедливо рассудив, что Спиди про гавно как пить дать забудет, встала утром, достала его (гавно, конечно) из холодильника и положила под дверь.

Ну я, натурально, кладу говно в пакет и пиздую в поликлинику. Время восемь, но в поликлинике уже дохуя мамаш с кульками-грудниками, каких-то школьников и прочей мельтешащей поебени. Ну, думаю, слава яйцам, что мне только гавно оставить надо и съёбывать отсюда. Поднимаюсь на второй этаж в лабораторию, гордо звеня банками в пакете, читаю мануал на двери: банки со ссаками открывать, банки с гавном не открывать. Думаю, во, ахуенно, открывать даже не надо! Достаю банки, ставлю их на поддон, подкладываю эти блять рецепты на говно туда, выкидываю в мусорку пакет и с чувством выполненного долга разворачиваюсь к выходу, но тут меня окликает бабка-говноссакоанализатор. Она говорит: чо это у вас тут за направления? это вам говно не сюда нести надо! Я начинаю тупить: как это не сюда? А бля куда? Она говорит: слы, бери говно своё и пиздуй-ка на первый этаж в другую лабораторию. Я говорю, а чо, вы тут сами как-нибудь говно на первый этаж спустить не можете, а она говорит, там анализы другие совсем и типа если вы щас его не отнесёте, то мы ваше говно и вовсе выкинем. Я говорю, это во-первых не моё гавно, а детское, а во-вторых это у вас работа такая, в говне копаться, и типа нехуй его выкидывать, потому что это типа и не говно вовсе, а анализы и если вы его выкинете, то второго такого говна я уже не раздобуду и клиническая картина короче пойдёт по пезде, а она говорит слы, вот я в говне разбираюсь и поэтому пездуй-ка ты куда сказано.

Ну делать нехуй — не переться же сюда ещё раз с говном? Беру эти банки и пездую куда сказано. Банки с говном, значит, в руках (пакет-то я выкинул) и я с ними гордо пездую на первый этаж мимо всех мамаш и школьников. Заметьте, уже второй раз.

Захожу в лабораторию, там сидит тётка в резиновых перчатках. Думаю, во, вот тут точно профессионалы работают! Захожу, говорю: эта, здрастье, я вам говна принёс. Она на меня смотрит как на идиота, и тут я понимаю, что наверное что-то не то сказал. Она говорит: ты, ой то есть вы не ахуели? хули вы столько гавна-то принесли? Тут я совсем теряюсь и говорю, а чо, сколько надо было-то? В воображении откуда-то всплывает фраза «чемодан говна», немедленно обретающая визуальный образ. Она говорит: говна-то надо нести САМЫЙ ДЕЦЛ, оно же типа может быть заразное! Я говорю, ну хули, вы тут спец по говну, не я, и вообще много — не мало. Она говорит: знаете чо, нате вот вам две склянки и пездуйте-ка в них говно перекладывать, и смотрите не перепутайте где чьё. И даёт мне натурально два пузырька из-под зелёнки. Я туплю второй раз, причём поскольку это второй раз за несколько минут, да к тому же и с утра, то туплю я жёстко. Я говорю: и чо, и как я значит это говно перекладывать должен? Она говорит: ой бля, ну да. Вот вам палочка деревянная, хуяк! ломает её вдоль пополам и говорит: вот я короче за эти концы палки бралась, поэтому гавно вы пожалуйста другой стороной наковыряйте. И суёт мне всю эту хуйню в руки.

Значит, диспозиция такая: у меня в одной руке две банки говна, в другой — две склянки из-под зелёнки и две палки деревянных. Суши-бар блять для говноедов на выезде. Я говорю, ну заебись, щас я тут на подоконнике разложусь, пять минут — и будет у вас говно нужного формата. Она говорит: э, не! ну-ка нахуй в сортир идите пожалуйста. Я говорю: слы, ахуела? да мне тут щас на раз-два говна на палку черпануть и в склянку кинуть, а она говорит: вы чо, забыли? говно-то ваше ЗАРАЗНОЕ МОЖЕТ БЫТЬ! а тут типа дети здоровые приходят. Я говорю: здоровых на аналзы не посылают, клюшка ты деревянная блин, но умом понимаю — это сука заговор говноанализаторов какой-то. Придётся пездовать в сортир, а то щас повинтят натуральным образом за попытку террористического отравления потенциально заразным говном ниибаццо стерильной атмосферы поликлиники. Ну, я и интересуюсь, где тут сортир вообще? Она говорит, хуй знает, тут у врачей свой сортир, поэтому вам придётся пездовать на второй или хуй знает на третий этаж.

Ну, значит, пездую я со злобным видом на второй этаж. В руках, напомню, две банки уже отогревшегося говна, две деревянных палки и две склянки из-под зелёнки. Мамаши и школьники, видя как я в третий раз дефилирую мимо них с говном, начинают недоумевать и провожать недоверчивыми взглядами. Ещё бы, ходят тут всякие… с заразным говном, а ну как кинет или ещё чего?

В общем, на втором этаже я сортир не нашёл.

Иду на третий, думаю, ну всё, пездец, щас бля натурально говнотеракт устрою какой-нибудь, потому что мне для анализа надо с гулькин хуй, а добрая жена по полбанки навалила, хоть залейся. Ну слава богу, на третьем этаже народа не было вообще, я даже сортир искать не стал — прорвался к подоконнику, разложил, как пишут в хуёвых романах «свой нехитрый скарб», в шесть секунд произвёл отбор и распределение говна по склянкам и попёрся обратно.

Мамаши и школьники, видя как злобный лысый мужик В ЧЕТВЁРТЫЙ РАЗ несёт мимо них одни и те же две банки говна, уже не выдерживают и начинают вжиматься в стенки. Тем более, что две деревянных палки, которые я держу в руках, уже основательно перемазаны некой коричневой субстанцией и непосвящённому человеку далеко не очевидно, что именно и скакой целью я этими палками совершал. Я, значит, почти пробегаю мимо них, потому что ехать на работу же ещё, а я тут с этим говно колупаюсь, влетаю к этой бабе на первый этаж, говорю: ваш бифштекс, мистер кинг. Баба смотрит на меня как на окончательно ебанутого и я понимаю, что она у меня щас не детское говно на анализ заберёт, а меня целиком сдаст для опытов, проводимых на наименее ценных членах социума убийцами в белых халатах. Ну поэтому я тут же поправляюсь, типа, вот, принёс вам говна сколько вы просили. Она забирает у меня говно (ну блять слава богу), я говорю, слы, а вот это вот куда выкинуть можно? А в руках у меня по-прежнему две палки и две банки с разворошенным говном.

Она говорит, тут некуда выкинуть (задвигает ногой под стол мусорку), иди выкидывай на улицу.

Вышел я на улицу, выкинул оставшееся говно в урну, да и попиздил на работу.

Вот, казалось бы, рутинная процедура — сдача анализов — а сколько она таит в себе неведомых загадок.

03−02−2006