Воздух поздней весны был пронизан тёплыми лучами солнца. Большой город распускался навстречу свету всеми своими офисами и квартирами, распахивая заросшие серой пеленой слепые окна и вскрывая сосуды магистралей и капилляры асфальтовых тропок. Почти в самом центре города, на чёрно-битумной крыше высокого жилого дома, около самого края лежал человек, облокотившись на металлический бортик.
Лёжа на предусмотрительно запасённом куске «пенки», Сергей вглядывался в подёрнутый дымкой город. Фасады домов то фокусировались, выплывали из общего ряда, то вновь сливались в однородную массу. Мягкая полуденная дрёма ласково заставляла голову склониться и немного отдохнуть… Есть ещё время. Объект появится позже. Сергей прожевал ещё тёплый гамбургер, запил минералкой. Сунул мусор в тоящую рядом сумку — следов оставлять нельзя. Сергей сморгнул и снова прильнул к удобным окулярам мощного бинокля.
Вот идёт по улице человек. Не торопясь идёт. Не иначе, еврей, жид. Нормальные люди ведь что сейчас делают? Правильно, работают или спят. Ну уж не шляются по улицам без дела, во всяком случае. А этот, гляди — вальяжный какой. Одет неброско, чтобы внимания к себе не привлекать, да. Продал, небось, кусок России, и доволен. Воздухом дышит, гадюка. Сергей вновь вспомнил многократно перечитанный «Дневник Тёрнера». Нет, это однозначно жид. Они правят нами. Поэтому мы работаем, вкалываем, а они снимают все пенки. Гуляют, как хозяева.
А вот другой человек. Он висит на каких-то крошечных ниточках, как паук. Альпинист моет стеклянный торос небоскрёба. Наверняка русский пацан, наверняка. Только он не понимает, что он еврейский раб, что он обеспечивает им комфорт и получает за это высосанные из народа деньги. Значит, он тоже жид.
Вот идёт пара. Студенты, наверное. Вон, тубусы подмышками. Она… еврейка. Горбатый нос, тёмные волосы, походка… ну да, точно. А он… он — русский. Ну, или славянин, по крайней мере. Идут под ручку, смеются. Оба-на! Она к нему прижимается и целует! Вот ведь твари, что делают! Портят нам генофонд! А этот и рад, бля! Чему радуешься, осёл, за поебаться предаёшь свой народ!
Сергей перевёл дух. Нет, так нельзя. Он провалит задание. Это всё потом, потом. Ему нельзя отвлекаться, он ждёт свой объект. Он же профессионал. Он снял столько объектов, что теперь ему поручают самые сложные задания. Ему нельзя провалить это задание. Никак нельзя. Поэтому надо успокоиться. Всё потом, всё потом. Сначала задание. Он не для того выпасал объект, не для того месяц охотился за ним, осторожно выслеживая, как дикого зверя, не для того, чтобы сейчас всё испортить.
Вот, на парковой аллее сидит старушка. Просто сидит. Ей хорошо, она подслеповато щурится на солнце. А ведь и она — не невинная овечка. Невинных вообще не бывает. Каждый в этой стране норовит спиздить, стащить, нажить… всё это жидовское семя, всё это набитый в головы людей мусор. Почему нельзя честно работать, получать по заслугам, а не воровать? Ну ничего, они ещё узнают, как надо жить. Они узнают правду…
Сергей задержал дыхание и медленно, как давно учили, плавно нажал спусковой крючок. БАХ! И человек, неловко подвернув ногу, падает на асфальт. БАХ! И альпинист повисает в обвязке, как кукла. БАХ! БАХ! БАХ! Старушка запрокидывает голову, студенты валятся, как кегли, вместе со своими тубусами.
Сергей оторвал глаза от окуляров, повернулся набок и потянулся всем телом. Залежался… эдак и затечь недолго. Но чувство долга берёт своё и вот жерла бинокля снова смотрят в городской ландшафт. Студенты благополучно скрылись во дворах, прохожий свернул за угол, бабушка с трудом встала и поковыляла по своим делам. Прошла молодая женщина. Пробежала стайка пацанов. Проехала большая легковая машина… стоп! Это же объект!
Сергей мгновенно сдёрнул со стоящего на небольшом штативе аппарата чехол, двумя движениями оживил технику и нацелил широкое дуло объектива на подъезд дома, к которому подъехал чёрный «мерседес». Открылась задняя дверь, из неё вышла девушка. Крупный план. Мощная оптика выхватывает из тонированного полумрака лицо сидящего в «мерседесе» человека (щёлк!). Он пододвигается к двери (щёлк!), что-то говорит, девушка (щёлк!) нагибается к нему, он (щёлк!) приобнимает её (щёлк!)(щёлк!) и целует в губы (щёлк!)(щёлк!)(щёлк!). Девушка тоже приобнимает его (щёлк!), шутливо отбивается (щёлк!), отрывается от него и на мгновение поворачивается лицом к Сергею и поднимает голову кверху (щёлк!).
Всё, мерседес уехал, девушка набрала код и вошла в подъезд. Сергей скрутил длинную трубу объектива со своего Никона, не поднимаясь даже на колени собрал свою технику в чехол и в сумку и, выждав ещё пару минут не поднимаясь высоко и не торопясь спустился с крыши на чердак, а потом и к лифту. Завтра в официальной печати появятся неизвестно кем сделанные фотографии Очень Важной Персоны, публичного человека и ревнителя семейных ценностей… с любовницей.
Сергей вышел из подъезда, выпрямил уставшую спину и с чувством выполненного долга закурил, выпуская дым вверх. Он чистит свой город, свою страну. Он делает то, что может и умеет лучше всего в жизни.
Карьера и жизнь ещё одного еврейского наймита будет сломана.
27−01−2004